Да, мы, ученые, хотим помочь самим себе. Автор удовлетворен? Но что дальше? Приступить к всенародному обсуждению необходимости создания информационного центра со штатом численностью 10-20 человек при РФФИ?
Мы публикуем отклик на «личный опыт» нашего читателя Романа «Кому, сколько и зачем платить за российскую науку» . – ред.
Статья нужная по тематике. Но неглубокая идея мелкой опеки и контроля в ней подменяет главную задачу нынешней научной политики: создание соревновательного характера поддержки науки, как единственной основы ее жизнеспособности. Похоже, молодого химика не учили основам диалектики. Иначе бы он знал, что основа жизни — в движении, а в основе движения лежит борьба противоположностей. Скептики могут возразить — какой соревновательный характер работы можно требовать от Г. Перельмана, известного своими гениальными работами и затворническим образом жизни? Не торопитесь с выводами.
Соревновательная система поддержки науки и образования должна быть устроена на основе всего лишь трех следующих принципов.
1)Деньги научный сотрудник должен получать на открытой конкурсной основе из научных фондов.
Никакие бумажки (академические, докторские, кандидатские удостоверения) не должны при этом иметь никакого формального значения. В конце концов, подавляющее большинство ныне живущих нобелевских лауреатов в своей жизни получали лишь одну корочку — Ph.D., в отличие от гигантского числа наших академиков, многие из которых забыли, в каком году они в последний раз писали научную статью. Конечно, настоящий эксперт с первых строк проекта определит, кто его автор, и анонимность автору проекта не поможет. Но с этим ничего не поделаешь, и вряд ли это можно рассматривать как негативный момент.
Если ученый способен еше и получить деньги от предприятий и компаний — это его личный плюс, но это научных фондов не касается.
2)Профессор (ассистент, доцент) должен получать деньги за обучение студентов.
Обучил 1 студента — получи 1000 рублей. Обучил 100 студентов — получи 100.000 рублей. Ставки должны устанавливаться самими университетами. Естественно, что профессор МГУ (Московского Государственного Университета) должен получать больше, чем профессор МГУ (Мордовского Государственного Университета). Размер ставки в конкретном университете — дело его руководства.
3)Руководитель науки (от завотдела до председателя президиума РАН) должен получать зарплату за управление коллективами. Здесь все, действительно, должно быть отдано на откуп Академии, пускай сама устанавливает зарплаты при одном условии: информация о них должна быть доступна любому гражданину РФ, поскольку Академия живет на его деньги, деньги налогоплательщика. Дальше еще проще: дали бюджет Академии, пускай сама разбирается со своими деньгами. Но с нее должны спрашивать, как и с любого работника, которому платим мы, налогоплательщики: по конечному результату. Сколько нобелевских лауреатов она дала за последние 40 лет? Как изменялся индекс цитирования нынешних академиков и член-коров за те же годы? Ответы на эти вопросы позволяют немедленно разогнать нынешнюю Академию практически полностью.
Замечу – если ученый способен получать и гранты, и за преподавательство, и за руководство — это его право. Если он хочет работать 18 часов в сутки – это его право.
Если он понимает, что его подчиненные на всех углах говорят, что их босс ничего не делает, но получает три зарплаты, и они его переизберут при первой возможности — это тоже его право.
Про гениев, чурающихся мирских забот о грантах, подобных упомянутому выше Г. Перельману, скажу лишь одно: если у человека есть квартира в Питере, у него есть на что поесть и попить, и он не хочет тратить свое драгоценное время на написание многостраничных проектов, то это тоже его право и его выбор. Не надо лезть в его жизнь. Но и директор питерского отделения математического института должен понимать, что его институт стал известен всему миру лишь потому, что в нем когда-то работал Г. Перельман. За это не грех было бы академикам просто положить математику деньги в почтовый ящик всемирно известного математика в конверте без обратного адреса.
Если бы автор поинтересовался тем, как и откуда получает деньги его босс в Европе (в том числе и на его постдоковскую зарплату), он бы понял, что эти три простеньких положения полностью описывают финансовое устройство науки в Европе.
Более того, ничего лучшего пока не придумано и во всем остальном мире. Так зачем изобретать велосипед?
Конечно, тут немедленно возникает логичный вопрос: кому выгодны требования фиксированной зарплаты, особенной поддержки молодых, введение возрастных цензов, и прочие искуственные формы управления наукой? Ответ очевиден: тем, кто понимает, что им не выжить в системе, построенной на принципах открытого и честного соревнования. Причем, не только всевозможным директорам и заведующим, не имеющим на протяжении многих лет ни единой публикации в сколь-нибудь читаемом издании, но и студентам, которые после прихода в лабораторию немедленно начинают сравнивать доходы от занятий наукой с доходами от содержания продуктового ларька.
Отступление:
Молодежи рекомендую почитать выступление П.Л. Капицы на заседании Королевского научного общества, посвященном юбилею Резерфорда, где он рассказывал о том, чем кончаются попытки одновременного служения момоне и науке. Лишь ве некоторых видах спорта атлеты предварительно делятся по весовым категориям. В науке на старте все равны.
Печально то, что молодой химик не понимает всего этого. Он даже не понимает, что лишь единственное и необходимое условие создания здоровой соревновательной обстановки в науке автоматически уберет многочисленные барьеры в его научной карьере. Он (как и многие другие, к сожалению) не понимает, что введение открытой соревновательной системы устранит за ненадобностью мертворожденные дискуссии о специальной поддержке молодых, необходимости введения возрастного ценза для ученых, об утечке мозгов и привлечении ученых из-за рубежа, о тех же зарплатах, в конце концов. Большинство не понимает главного: надо вводить не систему мелочной опеки и контроля чиновника над наукой, а самоподдерживающуюся систему, которая устраняет возможность вмешательства чиновника в работу ученого.
Введение всего лишь трех упомянутых принципов автоматически снимет с Минобра, Роснауки и всего правительства постоянную головную боль, связанную с многими организационными вопросамии и дискуссиями о науке.
В конце концов, не надо надеяться на то, что министры и чиновники смогут правильно ответить на вопрос — сколько дать на нанотехнологии, а сколько на атомную энергетику. От них можно требовать только одного: увеличения доли расходов на науку в госбюджете. Сколько, кому, и под что давать — должны решать сами ученые, но сделать они это могут лишь при условии введения открытой конкурсной системы отбора научных проектов.
