Министр иностранных дел РФ Сергей Лавров заявил на пресс-конференции во время своего визита в Таджикистан, что решение о расширении BRICS и принятие в него Аргентины и Ирана будет проходить консенсусно.
«Разумеется, и Аргентина, и Иран являются достойными, уважаемыми кандидатами, как и целый ряд других стран, которые тоже упоминаются в дискуссиях, но решение будет приниматься консенсусом».
Напомню, ранее стало известно, что Иран и Аргентина официально высказали желание войти в состав BRICS, о чем заявила пресс-секретарь МИДа Захарова в своем Телеграмм-канале. Актуальность группы BRICS в последние дни обусловлена в том числе заявлениями, прозвучавшими на прошедшем на прошлой неделе в КНР 14-м саммите BRICS.
Происхождение аббревиатуры BRIC (тогда еще без “S” — ЮАР) приписывается аналитику Goldman Sacks Джимом О’Нилом, который выдели Бразилию, Россию, Индию и Китай как будущие центры мировой экономики и политики, обладающие всеми необходимыми друг другу ресурсами для развития. Переговоры о создании неформального объединения начались еще в 2006 году в Нью-Йорке в период 61-й сессии ООН. Тогда министры иностранных дел России, Бразилии, Индии и Китая договорились о работе по подготовке будущей встречи на уровне первых лиц государств. Формальным же “рождением” BRIC принято считать дату первого саммита в Екатеринбурге. В 2011 году к BRIC присоединилась ЮАР, в результате чего BRIC стал BRICS.
Будучи во многом лишь неформальным переговорным объединением стран, BRICS не являлось альтернативой торговым или политическим организациям, таким как Европейский союз, ШОС или АСЕАН. Но, постепенно сотрудничество с формального — культурного, научного, образовательного все в большей степени стало приобретать более прагматичные черты геополитического и геоэкономического блока. Во многом это происходило потому, что несмотря на политические противоречия некоторых членов BRICS, экономические связи между странами-участницами демонстрируют активный рост. Также, усилению интеграции способствует и бездумная авантюрная политика неолиберальных правительств “западного блока”, прежде всего США и Евросоюза.
Наиболее значимым событием в контексте интеграции, безусловно, явилось создание НБР — Нового банка развития, о чем страны BRICS заявили 27 марта 2013 года в Дурбане. Созданный в том числе как некая альтернатива Международному банку реконструкции и развития (МБРР) НБР не имеет одного доминирующего участника, каким являются США в МБРР, с 15% долей в уставном капитале. Банк НБР активно участвует в кредитовании проектов и банков стран-участниц BRICS, имеет соглашения о сотрудничестве с Евразийским банком, Азиатским банком реконструкции и развития, с национальными и коммерческими банками, в общем не существует сугубо формально.
В этом контексте заявление Путина на саммите на Деловом форуме BRICS в КНР о создании валюты BRICS выглядит более чем логично. Эту динамику развития BRICS, особенно в контексте диалога о создании наднациональной валюты, отчетливо видят другие государства, так или иначе являющиеся сторонниками многополярного мира и не входящие в орбиту влияния США или Евросоюза. Прежде всего, это страны Латинской Америки, Иран, Турция, Индонезия, некоторые государства Магриба, Нигерия. Поэтому официальные заявки от Ирана и Аргентины являются закономерным развитием. Эти страны, являющиеся значимыми региональными игроками, видят с одной стороны кризис “западной” экономической и финансовой системы, с “раздутыми евро и долларом, серьезными структурными внутриэкономическими и политическими проблемами. С другой стороны — объединение ведущих с точки зрения ресурсов и промышленного потенциала стран мира, выстраивающих новый мировой порядок на основе принципиального политического плюрализма и незыблемости суверенитета. Грубо говоря, в отличие от неолиберальных элит “западного мира”, для получения кредитов, участия в экономических проектах страны BRICS не требуют от стран-партнеров изменения внутриполитической системы, не навязывают свою, во многом сомнительную и двояко интерпретируемую систему ценностей.
И эта модель нравится региональным странам гораздо больше, так как, в отличие от карликовых и зависимых стран, допустим, входящих в Евросоюз, они имели и имеют свою позицию и не готовы делегировать принятие решений правительству США или Еврокомиссии. Ну и, безусловно, катализатором всех этих процессов выступил нынешний украинский кризис, развязанный неолиберальными элитами условного “Запада”. Кризис, который пошел “не по сценарию”, и сейчас значительно ударил по странам Евросоюза и США, укрепил недоверие в существующий порядок. Поэтому дискуссии о расширении BRICS, создании наднациональной валюты — это в полной мере начало практического выстраивания новой системы международных отношений.
Эта система подразумевает новый формат финансово-экономических отношений, без необходимости использования доллара, фунтов стерлингов или евро. Это крайне негативно скажется на экономиках США и Евросоюза. Также, развитие параллельных механизмов торговли в рамках стран расширенного BRICS поставит в кризисное положение США, Евросоюз же, в нынешнем виде, скорее всего прекратит свое существование. Уже на данном этапе развития Евросоюз не обладает каким-либо уникальным ресурсом. Долгое время таким ресурсом можно было назвать технологии и высокотехнологичное производство. Но сейчас промышленность КНР по многим позициям не уступает в технологичности Германии или Франции. При должном управлении потенциал есть и у РФ с Индией. Минеральных и трудовых ресурсов странам Евросоюза не достаточно даже для внутреннего рынка. Даже при условиях полного реформирования политических основ Евросоюза и отказа от позиции “младшего партнера” США в перспективе данное объединение будет представлять ограниченный интерес для стран BRICS+ с точки зрения внешнеэкономических связей.
Условному “западному блоку” стран либо придется пытаться интегрироваться в новую многополярную систему международных отношений, либо остаться в изоляции, что в условиях разрыва связей со странами BRICS подразумевает неминуемую смену политического вектора.
